Есаул, ну так, налегке:

...Хрущёв в сердцах ругнулся: "Пидарасы!"
Народ смеялся... А старик был прав!
НЕ ТУ СТРАНУ НАЗВАЛИ ГОНДУРАСОМ,
На много лет чего-то там поправ.

...Бушует избирательская МАССА.
Интеллигенты, блин. Электорат.
Пора заткнуться! Мы же - ГОНДУРАСЫ.
Тупое ЧМО. Уж двадцать лет подряд.

Активно поучаствовали классы
В развале замечательной страны...
А кто?! Так это мы же - ГОНДУРАСЫ!
Нам психиатры, право, не нужны.

Для Запада мы - "пушечное мясо";
А для Востока - рынок наркоты...
МЫ СКОРО ТОЧНО СТАНЕМ ГОНДУРАСОМ!
И в этом все виновны. Я и ты.

Вот и меня Саша заразил разговорами о смерти... Видать, година раздумчивая настала. Страшно же!

Пока смеёмЯС, а потом... неизвестны пути господни... (что и так ясный нос)...

ВЫ просто не знаете Григорича! Он уже точно-преточно поведал мне всё про свои посмертные желания.

А тут у подруги умерла кошка. 16 лет. Не смешно. И вот так всё печально!

Дмитрий Быков: Финансовая анестезия

Любой вампир — судя по кино и литературе, их расплодилось немерено — скажет вам, что главное в вампирском деле — профессиональное обезболивание.

Место укуса становится не то чтобы вовсе нечувствительно, — но когда вы подвергаетесь опустошающему высасыванию, вам исключительно приятно. Штука заключается в том, чтобы перенести правила вампиризма на другие жизненные сферы, прежде всего на финансовые. Лично я знал одну девушку, которая умудрялась сделать процесс траты денег исключительно приятным и сладостным. Скажу больше: женщина, которая всячески отговаривает вас от трат и тщится изобразить бескорыстие, в каком‑то высшем смысле ненадежна. И так же противоестественна, как трусоватый воин, объективный журналист или искренняя публичная благотворительность.

Первый и самый простой способ обезболивания — ненавязчивая игра в бедную и беззащитную: ничто так не льстит мужчине, как способность почувствовать себя — со своей‑то жалкой наличностью! — спасителем и опорой. Этим приемом в совершенстве владела Миледи, а впрочем, все они начиная с Евы умеют и любят проделывать этот трюк, и клянусь вам, в этом нет ничего дурного. Мужчине в самом деле важно чувствовать себя рыцарем, и кто не дает ему этих ощущений, не просит укутать плащом, не жалуется на отсутствие жизненно необходимых сапог или духов, тот (та) элементарно не понимает своего предназначения.

Второй способ восходит к пресловутому «слабо», но актуализирует другие черты мужского характера — храбрость, азарт, дерзость. «Очень бы хорошо то‑то и то‑то, но ведь мы (обязательно «мы»!) этого не потянем…» Потянем! Потянем да ухнем, как поется в гимне бурлаков. Достаточно внушить мужчине, что акт расставания с деньгами — это не простой консьюмеризм, а нечто героическое, боевитое, рисковое до безрассудства… Мы любим тех, с кем нравимся себе, а себе мы нравимся либо добряками, либо героями. Вспоминаю, как я однажды купил пресловутые сапоги. Мне страстно внушали, что делать этого никак нельзя, что это глупость, баловство, жест, что у нас нет на самое необходимое — на «Кензо», например, — а это так, блажь… Я согласился, мы вышли из магазина, я вернулся, купил сапоги — и вручил назавтра. И был вознагражден словами «Да, это жест!», но уже в совершенно другой модальности.

Третий соблазн мужчины — величие задачи. Покупая мне эту вещь, ты не просто помогаешь симпатичной девушке, которая рядом с тобой почувствует себя защищенной,— нет, ты созидаешь образ. Мужчина обожает чувствовать себя творцом, особенно если для этого не надо творить — достаточно облегчить кошелек. У нас все консьюмеристы тратятся не просто так, а ради имиджа: теперь, когда ты купил мне эту вещь, я стала другим человеком, ты пересоздал меня, как Пигмалион свою Галатею! Была у нас и такая спутница, и между прочим, неглупая: эстетическое чутье у нее было развито как мало у кого из профессиональных писателей, даром что писала она из рук вон. Талант осуществлялся в другой сфере.

Есть четвертый путь: от противного. «Не вздумай это покупать, я знаю, что у тебя сейчас трудности…» У меня?! Трудности?! Я себе‑то в этом не признаюсь, а чтобы какая‑то девчонка смела говорить мне об этом… Вот тебе искомое, еще, еще и еще полстолька… Трудности! Чего выдумала! — и требование удовлетворяется с превышением, потому что считать себя подлецом или даже жадиной — полбеды, а вот лузером мужчина не признает себя никогда.

И наконец мнемонически-ностальгическое: «Помнишь, мы тогда еще купили это…» Так вам подспудно внушается, что единственный способ остановить время — это что‑то купить в память о проведенном совместно уикенде: мы и так запомним, конечно, но ничто так не удерживает минуту, как купленная в эту минуту вещь.

Всеми этими способами вампирской анестезии отлично владеет и государство. Оно умеет собирать с нас деньги: ради великого дела (на что мы покупаемся по‑прежнему, хоть и реже), ради сострадания (смотри, в каком я положении), эксплуатируя чувство вины и потребность в творчестве. А уж как этими же способами пользуется иной продавец вещей или услуг! Большинство, правда, пока еще умеют делать это хуже, чем женщина или государство, овладев единственным приемом: «Ведь вы этого достойны!». Достоин, да. А дальше? Не бойтесь быть бедными, смелее апеллируйте к творчеству («Эта блуза — покрой «художник за работой»), помните и о величии («Только в этих камуфляжных штанах вы ощутите себя настоящим государственником»). Помните: вампиризм без анестезии смешон и непрофессионален.

Осуждаю ли я эти вампирские приемы? Нет, конечно. Ведь и вампир дарит жертве высокое наслаждение, ей часто потом нечего вспомнить, кроме вампиризма (кроме романа с женщиной-вамп, кроме героизма на войне, развязанной государством-вамп). А главное — кто сказал, что расставание с деньгами так уж однозначно вредно? У тех, кто водится с вампирами, по крайней мере, никогда не бывает гипертонии.